– Он тоже Миша Качан, – говорил мне папа.
В комнате всегда было полутемно, т.к. окна были закрыты плотными шторами. Мне там было неуютно, и я с радостью покидал этот дом. Мне хотелось радоваться жизни, и я не понимал, почему мы ходим в такое печальное место.
Старший брат отца, Бенциан был большевиком. Он вступил в РСДРП (б) – Российскую социал-демократическую партию большевиков – еще до революции. Мама о нем всегда говорила мне с придыханием и одними и теми же словами:
– О, он был кристально чистым человеком.
В тридцатых годах Бенциан работал, по ее словам, директором Ленинградского завода резинотехнических изделий «Красный треугольник», затем он был выдвинут заместителем наркома химической промышленности СССР и начал работать в Москве.
В этой должности он проработал около месяца, даже семью не успел перевезти. Шел 37-й год. Бенциан был арестован. За что, никто так и не узнал. Какую контрреволюционную деятельность или какое вредительство ему приписали, мы не знаем.
Дали ему 10 лет. Только в 1956 году, уже после его посмертной реабилитации, мы узнали, как он умер. К Мише, жившему в то время в Москве, пришел кто-то из тех, кто был с Бенцианом на судне, перевозившем заключенных из Владивостока в Магадан.
Был шторм и мороз. По верхней палубе, где вповалку лежали заключенные, гуляли волны, и все замерзли и превратились в сосульки.
Конечно же, за это преступление, как и за многие другие, никто не ответил. Сегодня все уже привыкли к тому, что за поведение властей в те далекие годы никто не ответственен. Ссылаются на указания Сталина. Действительно, уклониться от выполнения его указаний было нельзя, но ведь в этом случае Сталин не мог дать указание специально разместить людей на верхней палубе и направить судно в шторм в морозную погоду. Просто о людях никто не думал. Тем более что это уже были не люди, а заключенные, которых никто людьми не считал, да еще «враги народа». Не было ни судов над палачами. Не было и покаяния за содеянное. А раз так, – всё может повториться. И это печально.
До самой реабилитации семья Бенциана не знала, что его уже нет в живых. И его жена, Анна Абрамовна, и сын Миша, и мой папа надеялись, что он ещё жив, всё ещё ждали его возвращения, хотя прошло уже почти двадцать лет.
Мой двоюродный брат был во время войны артиллеристом
Мой двоюродный брат Миша Качан, сын «врага народа» Бенциана, родившийся 2 февраля 1923 года, сразу после выпускного вечера в школе пошел на фронт. Его мобилизовали и быстро обучили стрельбе из пушки.
На фронт брали детей осужденных, несмотря на то, что они жили с клеймом сына врага народа. Миша попал в полевую артиллерию. Вначале он воевал под Ленинградом. Пять раз был ранен. После одного ранения мой отец нашел его в ленинградском госпитале в тяжелом состоянии и выходил его. Миша неоднократно говорил, что мой отец стал его вторым отцом. Закончил войну он в Германии капитаном, командиром батареи.
Мой двоюродный брат Михаил Бенцианович Качан (стоит на переднем плане). На пушке написано: «На Берлин!»
Миша вернулся с войны, женился на невесте погибшего друга Гене и стал жить в Москве. Работал на оборонном предприятии. Всю жизнь залечивал раны, из которых доставали осколки и пули. Все его звали Михаил Борисович, а не Бенцианович.
Мне это никогда не нравилось, но я ему об этом никогда не говорил. Тогда многие дети «врагов народа» изменяли отчество и даже фамилию, и их нельзя за это осуждать. По «правилам игры» многое для них было закрыто. Тем более евреям. Трудно было поступить в ВУЗ, работа в секретных ящиках (так называли промышленные предприятия и научно-исследовательские институты) была для них закрыта. Но дело было не только в этом.
Многие евреи меняли свои имена и отчества, которые, конечно же, отличались от русских имен. Некоторые меняли и фамилии. Я знал людей, которые, женившись, брали русскую фамилию жены. Мне это казалось странным, хотя и понимаю тех, кто изменял свою фамилию. Некоторые меняли хотя бы потому, что еврейские имена были необычны и непонятны для русских. Ну, скажите, легко ли было жить Исааку Осиповичу Дунаевскому, полное имя которого было – Исаак Беру Иосиф Бецалев Цалиевич Дунаевский. Он, слава богу, и так остался с еврейским именем Исаак.
Потом Миша с женой, двумя дочерями и двумя внучками переехал в Америку, в Бостон, где ему, в его 77 лет, сделали несколько сложных операций на суставах, поставив, наконец, на ноги. Но теперь уже ни его, ни его жены Гени нет. Две дочери его Ирина и Алла живут в Бостоне. Две внучки Марина и Рита живут там же. И уже есть правнуки. С Ирочкой мы иногда переписываемся, и она присылает мне фотографии.
Папина сестра Эмма была врачом
В Ленинграде жила также папина старшая сестра Эмма, но мы с папой к ней домой никогда не ходили. У меня были с Эммой особые отношения. Раз в месяц она меня забирала от родителей и везла к себе на Петроградскую сторону на Кировский проспект (сейчас снова Каменноостровский).
Власти ей выдали бывшую квартиру расстрелянного большевика Зиновьева, в прошлом одного из руководителей октябрьской революции, лидера ленинградских большевиков, а потом ставшего руководителем «троцкистско-зиновьевской антипартийной группы», и конечно «врагом народа».
На меня обстановка в этой квартире, помню, произвела большое впечатление. Таких шикарных, как мне тогда казалось, вещей, такой косметики и предметов личной гигиены я, четырех-шестилетний ребенок, живущий в бедной семье, в жизни не видел.
Но еще большее впечатление производила на меня сама Эмма. В моей памяти хранится ее образ, она произвела на меня в свое время очень сильное впечатление. Пожалуй, одно из самых сильных в моей детской довоенной жизни. Огненно рыжая, крупная красивая женщина с властным взглядом голубых глаз, – такой она запомнилась мне на всю жизнь.
Эти глаза светились любовью, когда она смотрела на меня. Мне казалось, она готова была сделать для меня абсолютно все, что бы я ни попросил. Покупала мне мороженое, конфеты, закармливала вкусной едой.
В ту пору ей, наверное, еще не было сорока, детей у нее не было, и, видимо, свою нерастраченную материнскую любовь она всецело расходовала на меня.
Эмма работала хирургом-гинекологом, была кандидатом медицинских наук. У нее была репутация хорошего хирурга, и ее приглашали вместе с бригадой врачей-хирургов в районы военных стычек с японцами – на Халхин Гол, озеро Хасан – оказывать помощь раненым.
Я с гордостью распевал песню «Три танкиста», где говорилось о самураях, которые «хотели перейти границу у реки», но
Мчались танки, ветер подымая,Наступала грозная броня,И летели наземь самураиПод напором стали и огня.
Еще об одной ее способности я узнал совершенно случайно. В 1955 году я был заместителем секретаря комсомольской организации Ленинградского Политехнического института. Каждый год комсомольцы организовывали комсомольско-молодежную стройку. И этот год не был исключением. Мы готовились поехать летом на строительство Оредежской ГЭС под Ленинградом. Поездка была добровольной. Студенты записывались на стройку. Ну а мамы, конечно, волновались, не зная условий работы, но догадываясь, что хорошего там мало.
Одна из таких мам пришла ко мне в часы приема поинтересоваться об условиях жизни на стройке и характере работы. Поскольку я там уже бывал, я подробно рассказал ей об этом. Прощаясь, она спросила, как меня зовут. Услышав фамилию Качан, она быстро спросила, не знаю ли я Эмму Абрамовну Качан.
– Это моя тётя, – сказал я.
– А можно с ней повидаться?
– К сожалению, она умерла, – ответил я. В то время мы не знали о ней ничего. Знали только, что она погибла где-то на фронтах войны.
В семидесятых годах вышла книга воспоминаний врача Аркадия Коровина о 163-х днях героической защиты полуострова Ханко,2 и мы узнали, как она погибла.
Полуостров Ханко был «арендован» у Финляндии правительством СССР (фактически это была юридическая форма захвата) после финской войны 1939—1940 гг. Эмма работала в госпитале, беспрерывно, по многу часов, оперировала поступающих раненых. Чуть не падая с ног от усталости, пошла принять ванну. Здесь и настиг ее осколок снаряда при очередном артобстреле.
– Как жалко, сказала моя посетительница, – ведь я своего мальчика рожала у нее под гипнозом.
Как евреи оказались в России
В ПРОЛОГЕ я посоветовал моему читателю предварительно познакомиться с историей еврейского народа. Познакомился ты, читатель, или нет, – в любом случае, тебе нужно узнать, как в России возник «еврейский вопрос». До второй половины XVIII века на территории России евреев практически не было, они жили в соседних странах – в Польше, Литве и Латвии.
